20

 

Отныне все знали о его странности. Молчаливый ребёнок, который изумлённо глядел на тебя пустыми глазами, когда его окликали. Чтобы отвлечь Хосе-Рауля от шахмат, отец купил ему собаку. На каком-то базарчике. Это был совершенно не породистый заморыш, но с наглой и довольной мордой. Щенок, которого слишком рано отобрали у матери. Но в первый же день, когда Хосе-Раулю разрешили вывести щенка на прогулку самостоятельно, он забыл его в городском парке, который начинался сразу за их домом. Щенок был привязан к скамье. По крайней мере, так  сказал Хосе-Рауль. Когда родители поспешили в парк, собачка уже исчезла.

С тех пор его приступы рассеянности стали настолько  частыми, что любые попытки занять его чем-то были совершенно бессмысленными. В семье были сильно обеспокоены этим. Как-то раз, вскоре после случая с собакой, он вернулся с прогулки, и ему велели пойти помыться. Вода уже была приготовлена. Мать должна была чуть позже прийти, чтобы потереть ему спину. Хосе-Рауль кротко повиновался, но даже не подумал снять верхнюю одежду. В ванной он нашёл лохань, наполненную тёплой водой. Хосе-Рауль влез в лохань прямо в обуви и в куртке и стал терпеливо ждать, когда кто-нибудь придёт ему на помощь.   

Постепенно Хосе-Рауль смирился со своим состоянием вечной самопоглощённости и непрактичным поведением. До такой степени, что иногда даже забывал поесть. А если кто-нибудь настаивал, он находил возражения, причём решительные. Однажды зимой он не прикасался к еде три дня. На четвёртый Хосе-Рауль упал от истощения на пол, прямо посреди кухни.

После окончания начальной школы отец разрешил ему наконец-то посещать Собрание, но только по воскресеньям. Он больше не мог удерживаться от постоянных попыток сбежать в клуб. После обеда его невозможно было нигде найти. Вплоть до самого ужина. И мать каждый раз кипела от гнева. Но когда его спрашивали, где он пропадал, Хосе-Рауль всегда упрямо молчал. Из него нельзя было вытянуть ни слова. Мать нервничала и сходила с ума. Только отец знал, что он ходил смотреть, как играют старички. Жена обвиняла мужа в том, что он слишком мягок с сыном. Инстинкт подсказывал ей, что все эти странности начались, когда Хосе познакомился с шахматами. Она ненавидела эту игру и была убеждена, что шахматы идут во вред её сыну. «Во всём виноват тот, кто его этому научил», - утверждала она. Когда она произносила эту фразу, то глядела на мужа с такой враждебностью, что тот спешил выйти на террасу, где выкуривал сигарету.

Отец Капабланки не знал, что делать. Он переговорил об этом с друзьями, но никто не сумел дать ему хоть какой-нибудь дельный совет. «Чего ты тревожишься?», - твердили ему все. «Предоставь дело времени, оно обо всём позаботится». Тем не менее, он пока спрятал две шахматные доски, которые были в доме. Затем попросил деда не рассказывать больше Хосе-Раулю никаких историй про чемпионов прошлого. Или настоящего, например, про Чигорина. А если кто-нибудь приходил и предлагал «сыграть партейку» (так регулярно поступал его друг полковник), отец извинялся и вежливо отклонял предложение.          

В то время он почти каждый день водил Хосе-Рауля в городской парк. Покупал ему мороженое или пакет семечек, а однажды даже приобрёл воздушного змея и запустил его в воздух. Он указывал сыну на растения, которые росли в парке, сообщал их названия. Он хотел, чтобы Хосе как следует их рассмотрел. «Чем больше разглядываешь вещи снизу, тем лучше их понимаешь», - нашёптывал он сыну, склонившись на высоту его роста. Затем он сжимал Хосе руки и говорил: «Смотри». Хосе-Рауль смотрел: перед его глазами разрастались гигантские вековые магнолии, которые поднимали свои ветви к небу. Но он видел не разгул растительности, не запутанную сеть из ветвящихся стволов и веток, которые задерживали и отражали свет, отнюдь нет, он видел геометрию теней, которая в итоге всегда складывалась в клетки, сначала четыре, затем восемь, шестнадцать, наконец, все шестьдесят четыре квадрата, на которых он располагал свои фигуры и делал ходы.

Однажды вечером мать бросила перед ним на кухонный стол какую-то тетрадь в клеточку.

- Что это? – спросила она.

Хосе-Рауль не отвечал.

- Я спросила, что это, - снова сказала мать.

Молчание.

Отец взял тетрадь своими длинными пальцами и открыл. Она вся была исписана крошечным почерком, который заполнял каждую клеточку. Там были какие-то буквы с цифрами и непонятные таблицы: d4, h6, g2… Он посмотрел на сына. Внизу на одной из страниц что-то было зачёркнуто и несколько раз написано заново. Ему удалось разобрать только d4-d5-e4-e5: какая-то роза ветров…

- Я ничего не понимаю тут, понятия не имею, чем он занят. Но это точно не морской бой и не математические вычисления. Мы должны отвести его к врачу.

- Но ведь Хосе такой спокойный, – возразил отец.

- Он не спокойный, он скрытный.

- Скрытный? Что же он скрывает?

- Не знаю что, но что-то он точно скрывает. И меня это сильно раздражает.

Через несколько дней в их дом явился учитель музыки. Раз в неделю он должен был давать уроки игры на фортепьяно. Отец Капабланки надеялся, что ему удастся внушить сыну другой интерес, и музыкальный инструмент показался неплохой идеей. Хосе-Раулю не потребовалось много времени, чтобы освоить первые упражнения на клавишах, и он быстро научился читать ноты. Но когда отец обнаружил, что даже тетради по нотной грамоте испещрены шахматными рисунками и формулами, он сдался.

- Чёрт побери, - сказал он, - этот мальчишка видит пешки даже в нотах.

Тогда он поднялся со стула, открыл деревянный шкаф, который занимал всю стену в глубине его кабинета, и из-под кучи словарей и старых классических книг вытащил одну из шахматных досок. Вернулся в гостиную и положил её на столик-треногу, где она всегда и находилась. Именно эта доска была запечатлена на фотографии, которую Капабланка носил с собой.

- Это не означает, что ты можешь играть здесь, сколько вздумается. Сначала уроки, затем фортепьяно... В конце концов, если это тебя действительно настолько интересует... я съезжу и найду тебе учителя в Собрании.

 

Через несколько месяцев даже Гольмайо, самый искусный и опытный игрок на Кубе, уже не мог давать Хосе-Раулю в качестве форы ладью.