Эшторил. Пятница, 29 марта 1946 года

 

Глава 64

 

В последние дни этой недели инспектор Суареш неоднократно возвращался в гостиницу «Англия». Тезис о сердечном приступе его не убеждал, а предположение об асфиксии ещё меньше. Здесь явно произошло сведение счётов. Политического характера. Он в этом не сомневался. Испанский анархист, который пересёк границу где-нибудь в Алту-Алентежу. Либо коммунист, создававший тайную сеть своей партии в Лиссабоне. Незарегистрированные полицией люди, которые не оставили следов. Превосходная работа в своём роде.

Для него лишь одно оставалось непонятным: намеревались ли они инсценировать самоубийство. Кто знает. Во всяком случае, он прорабатывал и эту версию.  

Швейцар в гостинице понял, что это был человек из ПИДЕ, тайной полиции. По тому, как он задавал вопросы. И по глазам, осмелился бы он сказать. Чтобы не раздражать инспектора (жена швейцара не могла заснуть из-за тревог последних дней), он старался помочь следствию со всем возможным усердием. Но он мало что мог рассказать. Иностранец вёл себя холодно и отстранённо. Его никто никогда не спрашивал. Лишь в последний день в помещение вошёл мальчик, которому не было и десяти. Он спросил, не проживает ли у них русский. Постоялец находился всего в нескольких шагах от них. Он сидел и читал газету «A Bola». Услышав вопрос, он встал и пошёл навстречу мальчишке. Они немного поговорили, затем мальчик проследовал за чужестранцем к столику и вытащил из вещевого мешка дорожную шахматную доску пепельного цвета. Он хотел всего лишь сыграть партию белыми фигурами. Швейцар слышал это своими ушами.

Инспектор слушал внимательно. Но привратник не мог припомнить никаких других деталей. Всё происходящее тогда не казалось ему важным.

- Всё может оказаться важным, - заявил Висенте Суареш.

- По правде говоря, я быстро позабыл об этих двоих, об их партии. Они не шумели, казалось, даже не дышали. Только пару часов спустя он заметил из-за барной стойки, что один стул сдвинулся с места. Мальчик положил в карман чёрного короля и стал забрасывать за спину вещевой мешок.

- Кто тебя научил? - спросил его русский.

Мальчишка произнёс какое-то имя, но швейцар гостиницы «Англия» не мог сказать, какое. Ему показалось только, что оно испанское, но он бы не поклялся в этом.

- Ходы, которые я сделал, мне продиктовал он, в последний раз, когда я его видел, - ответил русскому мальчишка. - Один за другим. Я всего лишь заучил их по памяти. Он предвидел каждый твой ход и ни разу не ошибся.    

Русский схватился за лоб.

- Я могу хранить эти шахматы, - сказал ещё мальчик, - они принадлежали ему, но он заставил меня пообещать, что после этой партии я больше не буду играть.

Инспектор Висенте Суареш посмотрел швейцару гостиницы в глаза. Им овладел гнев, и ему внезапно захотелось заключить этого привратника под стражу. Он поклялся, что как только представится возможность, он проведёт обыск. Если ничего не найдут, он повесит на него сутенёрство. Чёртов идиот. Он упустил единственное имя, которое могло оказаться полезным в этом деле. Правда, возможно, что он  сам сейчас заблуждается. Возможно, это в самом деле был инфаркт. Тем не менее, он затребовал провести поиски в Лиссабоне. Чтобы снять с себя ответственность. Полученные в итоге сведения ничего значительного не содержали. Так он пытался себя успокоить. За исключением одной информации от сотрудника из центра. Он сообщил инспектору об одном мальчишке на станции Россиу с серым вещевым мешком за плечами, его заметили там в тот самый вечер, когда скончался Алехин. Смуглый мальчик, которого раньше никогда не видели в этих местах. Он сел на поезд, отправлявшийся в провинцию.

Если даже он имел какое-то отношение к этой странной истории, было совершенно ясно, что отыскать его уже невозможно.

 

Заключение

 

В этой книге 64 главы - ровно столько, сколько клеток на шахматной доске.

64 небольших белых и чёрных клеток, на которых была разыграна эта история. Возможно потому, что для меня романы больше связаны с геометрией и математикой шахмат, чем с той неопределённой и неуловимой материей, которую мы называем литературой. Романы – это поединки со своими дебютами и окончаниями, с собственной тайной стратегией, с жертвами фигур.

Эту историю про Капабланку я посвящаю Франческе, которая всегда меня обыгрывала.

А также - в качестве извинения за ошибочный ход - Патриции, с которой я провёл детство, и Андреа Малагамба, в качестве благодарности за его голос.

 

Железнодорожная линия Витербо-Орте-Рим

 

 

Глава 63

 

Он знал, как умрёт. И даже где. И когда. Он это вычислил с математической точностью. Кровь ударит ему в мозг, словно река, прорвавшая дамбу. Каждый уголок его черепной коробки заполнится, так что полушария мозга не будут даже выступать над водой. Внезапная гибель - как резкое опрокидывание сиденья или затухание огня. В центре мира - в Нью-Йорке, в его клубе, Манхэттенском шахматном клубе, во время незначительной партии. Возможно, к тому времени он уже вернёт себе звание и  несколько месяцев будет ходить в ореоле непобедимого чемпиона. Он будет излучать успех даже после смерти, если понадобится. Ни одна морщина не испортит легенду о нём. Ни одно колебание рук. Взор его останется таким же ясным. Тело будет отправлено домой специальным рейсом, и власти родного острова устроят ему похороны, достойные главы государства, прежде чем он обретёт покой на уготованном ему месте центральной аллеи столичного кладбища имени Христофора Колумба. На могиле будет только его фамилия. Каждый год к ней будет приходить более миллиона туристов. И рано или поздно один особенно усердный почтальон на другом кладбище доставит его бабушке письмо с его портретом на конверте.

 

Возможно, что когда-нибудь и тень Шавьера ляжет на его могильную плиту.          

Глава 61

 

Окончание. Эта игра постигается в окончании. Он был убеждён в этом. Если не знаешь, как осуществлять зажим и не умеешь твёрдо доводить дело до логического конца, без шансов добивая соперника, то не стоит и садиться за шахматный столик. Порой ему казалось, что это единственное, что он понял в жизни. И ему это было ясно всегда. С тех пор, как он три дня подряд наблюдал за игрой отца и открыл правила. Дебюты всегда наводили на него скуку, и он решился изучать их теорию только после тех злополучных дней в Буэнос-Айресе. Вместе с миттельшпилем они являлись для него просто необходимой, но неприятной подготовкой. Ведь если никто не совершает грубых ошибок, то всё решается в конце.

 

Только в конце.

Глава 62

 

Утренний воздух был свежим и влажным. Рейсовый автобус, который должен был доставить их в Лиссабон, а оттуда в аэропорт, остановился посреди площади. Капабланка вышел из единственной на всю округу маленькой гостиницы, в которой жил столько дней, нетвёрдым шагом, однако от помощи Ольги отказался. Несколько секунд он опирался на парадный фонтан: наклонился, чтобы попить. На нём было серое пальто спортивного фасона. Печать недуга предыдущих двух недель ещё лежала на нём, глубокая морщина разрезала щёки, однако это никак не сказывалось на его врождённой благородной осанке. Площадь была пуста. Когда-то отсюда отъезжали акробаты-циркачи, сумевшие добраться до этих мест, более недоступных и изолированных, чем земли за высокими горами Атласа, и ещё много лет будут отправляться дети крестьян.

Водитель автобуса ожидал их стоя. Он снял головной убор и держал его в руках. В этот день других пассажиров у него не предвиделось. Как только Капабланка и Ольга заняли свои места, шофёр завёл двигатель. Все окошки были заляпаны грязью. Капабланка кулаком очистил стекло. Из-за гребней гор, окружавших деревню, поднималось палящее солнце. Ему показывали место на самом верху, где гнездились орлы, но с такого расстояния невозможно было различить, какие птицы кружатся там. Когда они только прибыли сюда, старая женщина предлагала ему большой кусок сыра прямо через окно, которое выходило на улицу, она обратилась к нему на странном языке, в котором было очень много согласных. Но теперь все ставни были закрыты. Лишь один монах с длинной чёрной бородой и связкой ключей торговал на церковном дворе. Автобус круто повернул влево, затем дорога пошла вверх по направлению к пыльной автостраде, но через несколько сот метров шофёр вдруг резко затормозил напротив последнего дома селения.  

Водитель открыл двери.

Мальчишка в коротких штанишках и майке с чересчур длинными для его рук рукавами стоял посреди дороги.

- Что тебе нужно? – спросил его водитель.

         Шавьер не ответил. И даже не двинулся с места. Он лишь едва заметно повернул голову, чтобы посмотреть на двух чужестранцев, которые сидели впереди.

- Иди домой, в такой час дети не должны стоять на повороте дороги. Мать будет искать тебя.

         Но и на этот раз Шавьер не пошевелился. Для ребёнка у него было довольно злое выражение лица.   

         Громко ругаясь, водитель собирался уже выйти из автобуса и оттащить мальчика с дороги словно мешающий булыжник или труп животного, но Капабланка решительно ухватил его за руку и заставил сесть на место. Медленно он приблизился к подножке автобуса и высунулся наружу.

         Они долго смотрели друг на друга, как будто их связывало какое-то обещание. Ольге был виден лишь затылок Хосе-Рауля. Но затем через окно она увидела, как он спустился и передал Шавьеру какой-то деревянный предмет. Когда Капабланка снова занял место в автобусе, мальчик наконец сошёл с середины дороги и убежал прочь.

         Водитель возобновил движение и решительно направился в сторону города, ведя автобус вдоль живой изгороди из дрока.  

 

 

Глава 60

 

         В его номере шторы были задёрнуты, лампа потушена. Но свет солнца проникал через каждую щель словно песок. Капабланку усадили в кресло. С него градом лился пот. Ноги были укрыты пледом, и одной рукой он массажировал себе лоб, одновременно прикрывая глаза. Он не разговаривал несколько дней. Молча пил и ел то, что ему приносила Ольга на маленьком подносе. Но губы у него оставались сухими.

- К тебе гость, - сказала Ольга.

         Она старалась, чтобы её голос звучал успокаивающе.    

         Капабланка сделал движение рукой, чтобы никого не впускали.

- Это мальчик, - настаивала она.

Она была по-прежнему красива с этими волосами, спадающими в беспорядке на плечи. Но на лице её уже не было того выражения заразительного энтузиазма, которое поражало всякого, кто встречался с ней впервые.

         Ольга ушла в прихожую и вернулась с Шавьером. Мальчик уселся на голубой диван и молчал. Капабланка отнял руку с глаз.

         То, что всё заканчивалось в этой затхлой гостинице, было как-то бессмысленно. Но так должно было произойти, рано или поздно. Капабланка это знал, знала и Ольга.

- Этот мальчик пришёл тебе на помощь, когда ты почувствовал себя плохо.

         Капабланка сделал усилие и посмотрел на ребёнка. Это был тот самый мальчик, что сидел прямо перед ним во время партии. В Буэнос-Айресе, на турнире наций тоже всё время приходил один, друзья прозвали его el fuser (предохранитель). Десятилетний аргентинец. Он не пропустил ни одной партии. Торчал там словно злой дух, излучающий справедливость во взоре.

         Этот был поменьше. Глаза у него были точно такого же чёрного цвета, какого был тот паук в ванной. Подтяжки поверх полосатой майки. И узел тугих мышц на руках. Он слышал, как тот бежал тогда к нему, когда он падал на землю, и ему казалось, будто эти маленькие руки тянутся за ним в колодец, куда он стремительно проваливался.

         Когда Ольга назвала его по имени, он ответил ей, силясь изобразить свою привычную интонацию: олимпийского спокойствия и доброжелательности. Его положили на диван в рубашке с расстёгнутыми пуговицами.

- Ты упрямая женщина, Ольга. Могла бы остаться дома.

- Я твоя жена и должна быть там, где ты.

         Хосе-Рауль улыбнулся той своей улыбкой, которую никогда не удавалось разгадать до конца.

- Газетчики уже отослали свои корреспонденции?

         Разумеется, он шутил, но на этот раз ему не удалось скрыть горечь, прозвучавшую в голосе. Ему уже не встретиться с Алехиным. Никогда. Его карьера заканчивалась в этой деревне с видом на океан.

- Идёт война, ты думаешь, кого-то интересует шахматный матч в такое время? - сказала она.

         Капабланка сжал её руки.

- Даже раньше люди интересовались не шахматами, а тобой, только тобой, Хосе.

Трудно было поверить, что больше ничего не происходит. Ни один журналист не отправляет по телеграфу свою статейку. Никто не выигрывает никаких денег. И нет больше никакого титула, который необходимо отвоевывать. Есть только больной человек в номере деревенской гостиницы, и с него прямо на кресло стекает пот, а за ним ухаживает женщина. Русская княгиня, как в книгах. И мальчик, который никогда не был способен никого утешить. Португальский импресарио будет недоволен.

Капабланка попросил свою дорожную шахматную доску. Шахматы Морфи.

- Ты уверен, что тебе не станет плохо?

- Поставь её на кофейный столик, пожалуйста, и оставь нас одних.

         Все последующие дни он не выходил из комнаты. Шавьер приходил утром, сидел в коридоре, дожидаясь, когда Ольга впустит его, и не уходил до самого вечера. Никто из этих двоих не знал языка другого, но они оба понимали друг друга. Капабланка разыгрывал партию, которой никогда не было, а мальчик за ним наблюдал. С какой-то религиозной почтительностью. Иногда он касался какой-нибудь фигуры, чтобы ему продемонстрировали её ход. Капабланка терпеливо повторял, чтобы он навсегда запечатлелся в памяти его маленьких рук. Ольга позволяла им находиться вдвоём максимально долго.

         Она нашла способ вылечить его.