Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 04 Июль 2019

Просмотров: 1648

Глава 24

Часы медленно тикали. Американец был погружён в свои мысли. Капабланка оторвал взгляд от доски. Эта пыльная арена под самой крышей имела два окошка, которые напоминали круглые резные окна в церкви: через них проникал яркий свет и были видны выжженные верхушки двух гор. Капабланка попытался как следует их рассмотреть. В уголке неба, зажатом между скал, промелькнуло тёмное большое пятно. Наверное, орёл с расправленными крыльями. Он вспомнил про другую птицу, со своего острова. У неё густое чёрное оперение, на Кубе её называют «тоти» (прим. переводчика – антильский гракл). Однажды он видел, как эти птицы пролетали мимо. Целая стая. Они неслись с пронзительными криками прямо над его домом. Маленький Капабланка попросил дедушку научить его языку этих птиц, но дедушка не захотел.

- Они воруют смех, - ответил он. – А у воров и слова краденые.

Хосе-Рауль не настаивал, но почему-то ему самому стало стыдно, словно упрёки были обращены к нему. Он тоже похитил у своего отца секрет шахматной игры и теперь безнаказанно разорял любого, кто бросал ему вызов, от мастеров в Собрании до случайных противников. И у каждого он брал себе его хитрость, его навык или его ловушку. Капабланке достаточно было лишь раз увидеть какую-нибудь схему защиты или атаки, и он тут же повторял её, исследуя сильные и слабые стороны данного построения. Уже через несколько ходов ему всё становилось понятно. Но понимание это зачастую было болезненным. Игра вскрывала людскую природу, так же, как с ещё большей ясностью её обнажала физическая любовь.

         Однажды Хосе сопровождал своего отца в Сантьяго по делам. Когда они прибыли, на город обрушился летний ливень. В ожидании хорошей погоды отец разрешил ему зайти в местное шахматное собрание. Один господин средних лет, с седой раздвоенной бородой и маленькими бархатными глазками, предложил ему сыграть партию, даже не поинтересовавшись, кто перед ним. Он давал в качестве форы коня, поскольку всегда так поступал с новичками. Хосе-Рауль согласился и одержал три победы подряд. Тогда этот человек стал играть с ним на равных, но вновь был быстро принуждён к сдаче.  После того, как он негромким голосом стал ругать, хоть и несколько сдерживая себя, но всё же достаточно энергично, и церковь, и правительство, и этот отвратительный дождливый день, из-за которого он весь промок до костей и от которого у него ноет голова, уже Хосе-Рауль предложил ему в качестве форы коня. Партия продолжалась чуть дольше, но результат всё равно был прежний. Кончики бороды соперника теперь беспорядочно торчали в разные стороны. Мужчина надел сомбреро, поднялся не прощаясь и немедленно исчез. Но вскоре он вернулся совершенно мокрый, извиняясь за свою невежливость и спрашивая, как зовут мальчика, который продемонстрировал ему, насколько велико его невежество в этой игре. Всю свою жизнь, до глубокой старости он теперь сможет хвастаться, что давал коня будущему чемпиону мира.

         Болезненное возбуждение, наглость, боязнь, капризность, зависть... все эти малоприятные чувства и проявления, которые другие дети познавали на улице, он постигал через фигуры, вырезанные из дерева. Особенно зависть. Вначале все смотрели на него с доброжелательным любопытством, порой восторженно. Взрослые хотели подойти к нему, они гладили его по голове, засыпали похвалами. Их забавляло, что он ставит в смешное положение самых опытных игроков в городе. Для многих его выступления были своеобразной местью, отмщением другим за их талант. Однако скоро они стали смотреть на него так, как смотрят на того, кому судьба оказывает чрезмерные знаки внимания. Чем взрослее он становился, тем больше росла их обида. Пока он был ребёнком, его гениальность рассматривалась как прихоть природы, чудо. Это было радостное чувство для всех. Но в зрелом возрасте его превосходство над любым соперником стало неизбежно приводить к непростой, щекотливой ситуации. Иной раз он пытался даже нарочно осложнить борьбу в поединке, лишь бы она продолжалась дольше, но всё было тщетно. Это неизменно вело к очередной гениальной находке Капабланки за доской, от которой у всех перехватывало дыхание. Какие бы усилия он ни прилагал, он чувствовал по отношению к себе атмосферу, наполненную злобой, и знал, что скоро объявится кто-то, чтобы объединить всеобщую ненависть к нему. Из зависти, из одной только зависти Алехин отобрал у него трон. Из зависти же он продолжал издеваться над ним, откладывание сведение счётов. Он упивался своей удачей насколько это было возможно, до самого конца.

         Когда американец двинул вперёд пешку, Капабланка автоматически рокировал в короткую сторону.           

Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 28 Июнь 2019

Просмотров: 1637

Глава 22

По утрам они с дедушкой часто ходили смотреть обломки броненосного крейсера «Мэн». На заре в те дни небо ещё было розовым. При таком свете они шагали рядом, разглядывая город, который пробуждался словно зверь. Спускались в южные кварталы по узким и сырым переулкам. Проходили мимо аптек с керамическими вазами в витринах и мимо лавок с куклами из папье-маше. Пересекали фруктовые рынки, неровные площади и дворы соборов, из которых выходят невесты, и их белые одеяния задувает морской ветерок. Хосе-Рауль запоминал каждую деталь: просмоленную кожу стариков, которые курили сигары и играли в домино, запах океана, который становился всё ближе, огромные груди женщин, которые не могла полностью скрыть никакая одежда. Улицы были скользкие и словно отполированные, а облицовка дворцов с каждым днём всё больше теряла свою окраску и трескалась. Дедушка учил его наименованиям древесных пород, из которых на побережье строились суда в те времена, когда Гавану называли «ключом от Индий». Акан, хики, хукаро, кебрачо... у них твёрдая и непроницаемая для воды древесина. Пока он говорил, в какой-то момент вдруг начинал открываться вид на бухту. Глазам становилось больно от внезапного потока света. Для Хосе-Рауля набережная Малекон была краем шахматной доски. Длинная, ярко освещённая прибрежная полоса, которую охраняли две башни, настоящие шахматные ладьи. Можно было весь день смотреть и на полосу моря перед маяком форта Эль-Морро. Смотреть без устали.

          Это место ему нравилось. Нравилось всё: движение людей, корабли с поднятыми парусами и флагами, трюмы, в которых рабочие конопатили корпуса судов, даже торговцы рыбой. Ему также нравилось, когда с моря тянуло ветром. А волны через определённые промежутки времени перепрыгивали барьер и катились прямо по проспекту.     

         То, что осталось от броненосца «Мэн», уже пару лет занимало участок порта, где это судно после взрыва было пришвартовано навечно. В момент взрыва Хосе-Рауль играл с отцом и видел, как задрожали и спутались на столе фигуры.

- Это землетрясение! – закричала мать.

Отец подобрал с пола пешку и восстановил позицию на доске. Затем он сделал ход конём.

- Закончим партию, а потом я схожу посмотрю.

Он проиграл через пять ходов.

Когда отец добрался до порта, на набережной уже начали складывать в ряд трупы. В домах, расположенных в бухте, были выбиты все стёкла. Всего насчитали 254 убитых. 254 американских моряка. Через несколько дней Соединённые Штаты объявили войну Испании, и через четыре месяца Куба получила независимость.

- Вот погляди на него, - говорил дедушка. – Этот броненосец похож на правду: он утоплен наполовину. 

- Что ты  имеешь в виду, дедушка?

- А то, что нет нужды полностью скрывать правду, вполне достаточно скрыть какую-то часть.

- Не понимаю.

- Поймёшь, когда вырастешь. Правда сильна, только когда она полная. В противном же случае это просто ржавое железо.

Хосе-Рауль посмотрел на обломки.

- Мы никогда не узнаем, взорвался трюм с боеприпасами по трагической случайности или это кто-то заложил мину. И если второе, то никогда не узнаем, кто же это был. Испанец, марон или какой-нибудь мститель... Факт в том, что правда неизвестна, одни только домыслы.

- В конце концов, испанцы ведь ушли, дедушка.

- Мы просто перешли из одних рук в другие, Хосе-Рауль. Только не говори отцу, что я беседую с тобой о таких вещах. Он рассердится.

- Я ему не скажу.

- Ты прекрасный внук, Хосе. Свобода – это такая вещь, которую ты должен добывать сам, никто её тебе не даст.

- Я её добуду, дедушка.

- Не сомневаюсь, Хосе.

Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 04 Июль 2019

Просмотров: 1901

Глава 23

Вскоре Хосе-Рауль узнал, что сюда, в порт, «ему лучше не соваться, потому что здесь живёт тот, кого невозможно обыграть». У него железный зонт вместо черепной коробки. Колпак из серебра, закреплённый болтами на висках. Врождённое уродство: он появился на свет с открытым мозгом. Матери его показывать не стали. Медсестра завернула в тряпку и положила на мраморную скамью, среди других новорожденных, которые не выжили в тот день при родах.  Врач внушал женщине, что она ещё молодая и сможет скоро родить другого, когда вдруг они услышали крик младенца. Его поместили в стеклянную капсулу, и он находился там несколько месяцев. Педиатры созывали консилиумы, чтобы решить, что с ним делать, но на самом деле они просто тянули время, уверенные, что первое же осложнение с ним покончит. Однако ребёнок рос, молча смотря на них своими чёрными глазами через стекло. Если бы его выпустили из капсулы, любое внешнее воздействие могло быстро привести к смертельному исходу. Единственным спасением могла быть лишь самая отчаянная мера, самое отчаянное воздействие: установить ему на голову металлический колпак. Точно рассчитав необходимый размер, так как мозг мог в последующие годы увеличиться. Так рассказывали об этом случае. Операция его спасла, однако он утратил способность разговаривать и навсегда приобрёл неестественный и пугающий вид - несмотря на берет, который никогда не снимал. Тем, кто хорошо его знал, он невольно внушал чувство вины. Они ничем не могли помочь, когда он, испытывая адские головные боли, орал и бился головой об стол. По ночам они слышали, как он, издавая нечленораздельные звуки, молится: он просил, чтобы корабль-призрак унёс его куда-нибудь отсюда, далеко-далеко в облака. Но в конце концов все к этому привыкли. Было также известно, что каждый вечер его можно найти в таверне Рубена за столиком с шахматной доской. Он бросал вызов проходящим мимо иностранцам, отставным капитанам, чиновникам и школьным учителям. При этом он даже не смотрел на своих противников. Кто желал, мог попробовать свои силы. Он требовал водки и принимался за дело. Игра была ему необходима как воздух. Она была его единственным сообщением с этим миром. Рубен пускал его в своё заведение, потому что уродец привлекал клиентов. Экстравагантная личность. Взамен он давал ему поесть. А также выпить - до тех пор, пока алкоголь не наполнял вены, и кровь не начинала стучать в железные стенки колпака.    

Как-то один из учеников в школе крикнул Хосе:

- Хочешь, чтобы тебя сделали? Попробуй, сходи в порт. Там есть игрок с чугунной башкой, он преподаст тебе урок, молокосос.

Хосе-Рауль не ответил. Однако с того самого дня этот легендарный человек из порта словно поселился в нём. Он должен был выяснить, существует ли такой человек на самом деле, и если существует, непременно должен был его найти и обыграть. В конце концов, во всей Гаване не останется никого, кто мог бы с ним сравниться. Даже Корсо, чемпион.

         В понедельник, выйдя из школы, он в одиночку направился в сторону моря. Прошёл дождь, и он ступал в лужи, которые казались ему кристальными озёрами. Через полчаса Хосе был на месте. Последняя площадь - первая от моря - была широкой, пыльной и пустынной, с причудливой церковью в центре и вереницей запущенных дворцов, рябых от морской соли. К нему подошла темнокожая женщина. На ней была изодранная юбка, и сквозь дыры были видны бёдра, чёрные и мускулистые.

- Что ты ищешь в этом месте, мальчик?

- Мне говорили, что здесь есть человек, который хорошо играет в шахматы.

- Кто тебе об этом рассказал?

- Один мой школьный товарищ.

- А больше тебе ничего не говорили?

- Говорили. У него металлическая коробка вместо головы, и он не разговаривает. Я хочу знать, правда ли это.  

- Ты любопытный мальчик, как тебя зовут?

- Я хочу знать, правда ли это, и если правда, то сразиться с ним.

- Какие мы решительные, молодой синьор Хочу Знать Правда Ли Это. Ну ладно, если это так для тебя важно, ты найдёшь его у Рубена, но не раньше вечера.

- Я не знаю, где живёт этот Рубен.

- Я отведу тебя туда – за пятьдесят сентаво.

- Я сам найду дорогу, поспрашиваю вокруг.

- Сколько же тебе лет?

- Шестнадцать. – Хосе-Рауль солгал.

- И сколько у тебя денег?

Капабланка не ответил.

- Почему бы тебе не пойти ко мне в гости и не подождать вечера вместе со мной и моими подружками?

- А где ты живёшь?

- Тут рядом. Обычно в этот час я отдыхаю, но ты мне понравился.

- Меня зовут Хосе-Рауль, - рассеянно сказал Капабланка.

- Отлично, Хосе-Рауль, будем знакомы. А я Мария, Мария Элена Мартинес. Ну пойдём.

В тот день Капабланка узнал, что это правда: правда всё то, что его более взрослые друзья говорили ему о женщинах, о женском теле, об их руках, их коже, их запахе. Он узнал обо всём от Марии Элены и её «подружек» во дворце, который когда-то, должно быть, принадлежал благородному семейству, потому что в нём ещё оставались признаки былой,  увядшей теперь роскоши. А вечером он узнал, что правда и другое: человек с металлической оболочкой вместо головы действительно существовал. И в тот же вечер, после долгих часов игры, он впервые познал горечь поражения, горечь, которая всегда следует за любовью.

Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 27 Июнь 2019

Просмотров: 1705

Глава 21

Увидеть яркий свет экватора. После хорошо проведённой партии у него создавалось впечатление, будто свет вокруг становился ярче – так бывает на экваторе.

Он завёл об этом речь на ужине, организованном в мэрии Риу-Прету. Ольга сидела рядом и смотрела на него своими большими светлыми глазами. Но даже она не могла понять, о чём он говорит. Капабланка оборвал свою речь на полуслове. Желание поделиться чем-то сокровенным мгновенно пропало. Лишь один французский журналист обладал способностью предугадывать его мысли, он сразу понимал, что имеет в виду Капабланка. Звали его Эрик Арисабаль, он был баск и когда-то всё время следовал за Хосе-Раулем. Как ему не хватало Эрика. Если бы только он мог находиться здесь сейчас с ним в этой деревне, носившей имя протекающей мимо реки [прим.переводчика – Rio Preto в переводе с португальского означает «чёрная река»].

- Ты словно бы поднялся на перевал и внизу увидел возделанное поле, а напротив лес...

В те золотые времена Эрик был единственным, кто мог его выслушать. Глыба, а не человек, с неизменным стаканом в руке. И с наивной остроконечной бородкой.

...ты проезжал там множество раз, в разное время года, но всегда видел лишь туман и пасмурную погоду, порой даже шёл сильный ливень...

Все остальные только и делали, что повторяли обычные технические вопросы, как будто он когда-нибудь давал на них разные ответы.

...но однажды случилось так, что после подъёма, на первом же повороте, неожиданно выглянуло солнце, но не такое, которое мы привыкли видеть. Это было солнце, известное нам из курса астрономии, то есть, звезда, которая излучает свет абсолютно во всех направлениях. Куда бы ты ни повернулся, все предметы были освещены, и тебе казалось, что это происходит впервые, раньше никогда такого не было. Сосны и море вдали, пальмовые леса и разрушенные дома, церкви вдоль дороги, рекламные плакаты. И солнце действовало не в одиночку, ему помогал ветер, могучий поток, который поднял в воздух всю пыль. И ты с любого расстояния мог видеть абсолютно всё, вплоть до листьев или коры деревьев. Даже тени стали другими, более густыми, у них словно бы появилось тело, объём, казалось, что их теперь можно потрогать руками…   

Эрик внимательно слушал его и в Париже, и в Маргите, и в Москве, глаза его словно бы кивали в знак согласия, и было понятно, что он следит за рассказом.

...и вот, хорошо проведённая партия  производит такое же впечатление... возникает такой же яркий свет, который придаёт плотность всем вещам, он словно выводит их из забвения... он показывает то, что мы больше не в состоянии видеть или вообще раньше никогда не были способны разглядеть... и когда мои мысли достигают этой математической ясности, я знаю, что в этой партии всё в моих руках: каждый раз я испытываю одинаковое возбуждение и одинаковое изумление. Я словно передвигаюсь по равнине, где мне известны все места, где меня может ждать какой-то подвох. Однако самый большой подвох в такие моменты – это с невероятной ясностью увидеть очертания своей собственной жизни...

В этот момент Эрик прекращал делать записи, а Капабланка говорить, и вдвоём они в конце концов оказывались в одном из местных ночных заведений, где чёрные люди, похожие на рабов из его детства, играли на позолоченных инструментах странную музыку, ей уже дали какое-то безумное название, но выговорить его было совершенно невозможно.