- Подробности
- Автор: husevi
- Категория: Статьи
- Просмотров: 1737
Глава 30
В семнадцатилетнем возрасте он зимой подхватил какую-то странную болезнь. На вступительных испытаниях в Колумбийский университет Капабланка получил отличные оценки, решив все математические задачи за треть отведённого времени. Однако лицо у него высохло, ноги ослабели, и весь он стал выглядеть каким-то исхудавшим, со стороны можно было подумать, будто он находится в постоянном напряжении из-за какой-то тайной внутренней тревоги. Широкой в его фигуре осталась только спина. Врачи не знали, в чём причина этого очевидного заболевания. Множество различных специалистов посетило его в общественной больнице и на квартире, но никому не удалось поставить убедительный диагноз. Заведующий отделением, сторонник приходивших из Европы революционных учений, заперся вместе с Капабланкой в комнате и обрушил на его голову целый град вопросов, которые показались Хосе-Раулю крайне банальными и бесполезными. В конце концов, он вручил ему листок с диаграммой. Капабланка увидел линии, которые стремительно неслись вниз, график сильно напоминал перевёрнутые горы на рисунке ребёнка.
- Видите? У вас рефлексивная и меланхоличная натура, склонная к депрессивным состояниям, которые овладевают вами и длятся днями или даже месяцами. В данный момент у вас внутреннее отсутствие аппетита.
Капабланку долго задавался вопросом относительно этого последнего определения, из-за которого он вынужден был раскошелиться немалым количеством долларов, выигранных на одном подпольном турнире в Бруклине. Он чувствовал, что в этих словах была какая-то правда, но не знал, в чём именно она заключается. Тем более что ел он нормально. Даже наоборот, он старался съесть больше положенного, но казалось, что ничего организмом не усваивается, как будто тот обленился и не задерживал больше ничего из того, что получал. Разгадка, как часто бывает, оказалась удивительно простой. Он вдруг потерял интерес к жизни, которую тогда вёл. Химия его увлекала, но только в той степени, в какой она имела сходство с шахматной партией. То же самое касалось и инженерного дела. Конструкции интересовали его лишь в одном, очень личном аспекте: он оттачивал свою способность вычислить ошибку, точку силы структуры и то, что определяет её падение: в конечном счёте, её способность к сопротивлению. Любое понятие, которое он узнавал, в итоге приспосабливал исключительно к своей единственной, истинной цели: научиться играть лучше, усовершенствоваться, стать непобедимым. Он сводил к этой потребности и тот небольшой опыт человеческих отношений, который у него накапливался. Капабланка понял, что лучшее оружие и лучшая защита шахматиста – это его чувствительность, восприимчивость. Поэтому он не жалея сил работал над этим. День и ночь занимался любой дисциплиной, которая могла бы помочь ему получить более глубокие знания о себе или о будущем противнике: он придавал большое значение музыке, литературе и философии, а кроме того, занятиям спортом. Старался не пропускать ни одного концерта, насколько у него хватало средств; что касается книг, он записался в Нью-Йоркскую публичную библиотеку и с неизменной регулярностью бесплатно пользовался её богатейшими запасами: через каждые три дня он брал новый роман. Но он чувствовал, что всего этого было пока недостаточно.
Он испытывал необходимость снова сесть за доску. И потом, было что-то удушающее в этой университетской среде. За три следующих года он привязался только к одному преподавателю термодинамики, самому старому в институте. Как только того отправили на пенсию, у Капабланки не осталось больше никого, кого бы он там ценил.
В последнее время каждый раз, стоило ему начать подниматься по лестницам университета, как при виде коридоров своего факультета его охватывало глубокое отвращение. Они напоминали ему коридоры больницы, но только здесь не было боли, не было смрадного дыхания больных. Университет больше ничего не мог дать ему. Хотя Капабланке оставалось ещё сдать несколько экзаменов на диплом, он покинул его без сожалений.
Это случилось в тот год, когда он в матче с американским чемпионом (более популярным на тот момент) проиграл первую партию, но победил в восьми следующих поединках. Дедушка бы им гордился.
- Подробности
- Автор: husevi
- Категория: Статьи
- Просмотров: 1814
Глава 29
Риу-Прету часто обходил старьёвщик. Дом за домом. Забирал изношенные вещи. Их он грудами сваливал на свою деревянную повозку. Куртки, скатерти, простыни. Башмаки тех, кто уже умер. Изношенные юбки. Волосы у старьёвщика были пепельного цвета, ветер трепал их у него на лбу. На щеках никакой растительности, просто большие бледные пятна на лице, словно на бесплодном участке земли, а вокруг них неровная поросль седых волос. Но улыбка у него была добрая, и женщины невольно задерживались у дверей и заводили с ним разговор. Шавьер пользовался этим, чтобы стащить из кучи тряпок какие-нибудь поношенные штаны или рубашку. Он убедил себя, что отец не возвращается, потому что потерял всю одежду, когда перевернулась лодка, вот ему и стыдно сейчас голым вернуться домой. Поэтому Шавьер на ночь оставлял одежду у входа в деревню в надежде, что отцу посчастливится на неё наткнуться. Либо передавал вещи какому-нибудь старику, который ещё ходил в море, чтобы тот разложил их на пляже, там отцу будет проще их взять.
С того памятного дня в порту Назаре при виде моря у Шавьера сдавливало желудок. Он целыми днями старался не смотреть в сторону голубой сверкающей линии горизонта, которая охватывала большую часть его деревни. Риу-Прету поднималась на сухую опалённую гору, но каждый переулок в деревне, каждая площадь неизбежно выводили на эту длинную полоску моря - словно в засаду. Шавьер завёл привычку взбираться на гребни скал за последним домом, он укрывался там от всего - на плоскогорье, где обитали только насекомые и облака. Там, на самом верху, он пытался вспомнить всё, что знал о своём отце, но пальцев было слишком мало, да и посчитать с их помощью он мог лишь какие-то малозначительные факты и слова отца. Он не мог припомнить ни лица, ни огрубевшей кожи, ни даже, как он молчал. Прекрасно отпечатались в памяти только пощёчина, которая обожгла ему щёку, и то, что вначале, когда лодка вернулась перевёрнутой, он испытал постыдное облегчение: никто больше не будет давать ему таких пощёчин. И всё же было ещё одно воспоминание: однажды отец назвал его маленьким Капабланкой, потому что на ярмарке Шавьер не дал ему поставить на неверную карту. Уличный прохиндей перемешал три карты, туза и две фигуры, а затем выложил их на стол, спрашивая у людей, где находится туз. Рука отца уже указывала на карту слева, но Шавьер перевёл её на центральную, так как он внимательно наблюдал за игрой этого шарлатана и запомнил, где появлялся туз все последние разы.
Это воспоминание было для него драгоценнее камней, которые он находил в горах. Когда их разрубаешь, внутри оказываются цветные минералы – настоящие сокровища.
Теперь, когда перед ним находился настоящий Капабланка, он не мог оторвать глаз от его рук. Он смотрел на них, как смотрят на руки священника. Они не походили ни на изрезанные солнцем и морем руки друзей его отца, ни на руки старьёвщиков и иллюзионистов, промышлявших на местных ранках.
Нет, Шавьер тоже не станет работать в деревне или на судне, не станет торговать старой одеждой или зарабатывать игрой в карты. Он хотел иметь гладкие, приятно пахнущие руки, как у этого иностранца. Шавьер гордился им, как гордятся родственником, который вернулся домой из-за океана, чтобы продемонстрировать всем свое состояние. Он сделает для него всё что угодно, если тот его попросит.
Лишь бы снова, во второй раз, стать похожим на него.
- Подробности
- Автор: husevi
- Категория: Статьи
- Просмотров: 1703
Глава 27
С Корсо вначале всё произошло как с тем человеком, который не умел говорить. Снова это непреодолимое чувство безнадёжности. Теперь, когда Гольмайо и Васкеса уже не было в живых, первенство в шахматах на острове стало вопросом борьбы между этим мальчиком и изысканным сеньором в круглых очках, с высоким лбом и седыми усами. Однако Корсо демонстрировал, что совсем не опасается чьего-либо восхождения. И Хосе-Рауль поспешил осуществить своё восхождение, это удалось ему почти без борьбы.
Новый век для Хосе-Рауля начинался так: два поражения подряд, одно за другим.
Его поклонники, которых было уже немало, подарили ему учебники, чтобы он хоть немного изучил теорию и все комбинации в дебюте. А он поставил их в шкаф, по-прежнему упорно концентрируясь на окончаниях и только на окончаниях. Он знал, почему проиграл, но теперь, когда он это знал, то мрачное расположение духа больше его не заботило. Это были просто два проходных поединка. Из-за которых Корсо продолжал считать, что он сильнее, по крайней мере, вплоть до самого матча, который действительно имел значение.
Расчёт оказался верным. Старик предоставил ему право на матч в следующем году. Уверенный в том, что снова без труда одержит верх над Капабланкой, он поставил на кон титул чемпиона Кубы, его должен был получить тот, кто одержит четыре победы. Естественно, матч будет проходить в Гаване. Хосе-Рауль начал игру осторожно, но вновь проиграл первые две партии. Ему было забавно наблюдать за происходящим. Корсо был великаном, который, ухватив противника, уже не оставлял ему надежд на спасение. Он с маниакальным постоянством аккуратно складывал свою панаму на стуле. Казалось, что от сосредоточенности у него пухнут щёки. Глаза же за стёклами очков делались совсем маленькими. Хосе-Рауль продолжал наблюдать за ним какое-то время. В это время никто больше не заключал пари на победу Капабланки, а те, кто ранее поставили на него, не могли понять, как же это они могли поверить в столь неопытного и беспомощного тринадцатилетнего мальчишку. Но он не волновался: бабушка давно научила его, что все великаны, в конце концов, просто близорукие существа. Нужно было постараться его дезориентировать, расположив фигуры в своём лагере малопонятным образом. Третий поединок окончился вничью. А в четвёртом Корсо пошёл на вариант с ходами короля, на что Хосе-Рауль ответил изумительной комбинацией, которая принесла ему победу. Он наконец-то нащупал слабое место своего противника. И в оставшихся партиях позволил тому сделать лишь пять ничьих.
«Новая восходящая звезда», - писали на следующий день газеты. Отныне его имя стало известно всему острову.
- Подробности
- Автор: husevi
- Категория: Статьи
- Просмотров: 1835
Глава 28
В один из следующих годов он организовал сюрприз на день рождения отца. Собрал всех родственников в доме дядюшки Анхелито, раздал им дамские шляпки, конфетти и цветные вертушки, затем взял самого маленького из племянников и поставил во главе импровизированной процессии. В руке тот держал невероятно длинный батон хлеба с надписью «Buena suerte, padre» (прим. переводчика – Удачи тебе, отец (исп.). Когда они прибыли к дому, Хосе-Рауль не стал звонить в колокольчик, чтобы не вызывать у отца слишком сильного волнения, а начал петь. Другие последовали его примеру. В доме послышался какой-то шум: там стали интересоваться, что за переполох на улице. Затем дверь открылась, на пороге с растрёпанными волосами стояла мать. Вид у неё был недоверчивый.
Капабланка же имел торжественный вид. Он дождался, пока появится отец, и вручил ему свой подарок: пригласительное письмо в Колумбийский университет. На экзамен, который он будет сдавать при поступлении на инженерно-химический факультет.
Это был вечер объятий и подарков. Дядя соорудил по такому случаю столик, сколотив вместе четыре деревянных доски и приделав к ним две треноги. Каждый принёс с собой что-нибудь поесть: ели кастрюлю чёрной фасоли и суп из картофеля и бананов. Но при всём этом всеобщем веселье Капабланка всё же чувствовал себя не в своей тарелке. И это ощущение некоторого дискомфорта лишь увеличивалось. Он был рад, что принадлежит к столь темпераментному народу, где все говорят одновременно, но ему никак не удавалось уследить хотя бы за одним разговором.
- Пойди-ка сюда, Хосе-Рауль, - позвал его дядя Хуан, - я ведь теперь долго тебя не увижу...
- Хосе, присядь рядом с нами, - кричали ему кузины с дальнего края стола.
- Возьми ещё одну тарелку, Хосе, - велела ему мать из глубины комнаты. - Неизвестно, чем тебя будут кормить эти американцы.
Один лишь дедушка хранил молчание, но по его глазам было видно, что он проклинает американского Голиафа, который забирает у него внука.
Это не было нежелание надоедать ему, скорее, это был такой способ общения: шёл хаотичный разговор вокруг незначительных и второстепенных фактов, но из-за гула голосов не было никакой возможности ухватить общее содержание даже такой беседы. Друг его отца, который проработал несколько лет в Европе плотником, в городе под названием Краков, сообщил ему, что в тех краях говорят по очереди и не встают из-за стола раньше, чем через четыре-пять часов, потому что речи, в соответствии с числом присутствующих, выстраиваются в ряд, словно тарелки с их содержимым. Ещё Хосе-Рауль заметил следующее: в последнее время семейные обеды не продолжалась уже так долго, когда он был мальчиком. И заканчивались они во всеобщем странном возбуждении, которое охватывало даже женщин, они вскакивали и быстро меняли блюда на столе.
К концу ужина голова у Хосе-Рауля начала кружиться, внезапно он почувствовал острая боль в боку и посреди всеобщего шума потерял сознание. Заметили это, только услышали, как он тяжело упал на пол, как в тот раз на кухне. Дома решили, что во всём виновата vianda frita (прим. переводчика – жареная пища (исп.) и мука из маниоки. Это был первый явственный симптом тех небольших приступов, которые впоследствии мучили его каждый раз, когда он засиживался за большим столом или присутствовал на прощальном ужине.
- Подробности
- Автор: husevi
- Категория: Статьи
- Просмотров: 1777
Глава 26
Обычно он не любил играть чёрными. Он всегда предпочитал преимущество, которое даёт право первого хода, им он прекрасно умел пользоваться. В этом он был мастером, особенно в сеансах одновременной игры. Иметь белые фигуры против более слабого противника для него было равносильно победе. Но с некоторых пор ему всё чаще случалось вести оборону за частоколом чёрных пешек и размышлять над тем, насколько загадочнее королева на этой стороне доски. Эта мрачное и ожесточённое войско теперь больше подходило ему. Чёрный король явно был более старым, больше отягощён заботами и изрезан морщинами, а его придворные больше увязли в интригах. Никто не мог знать, какие лица скрываются за чёрными забралами у офицеров. Или укротить неистовый нрав коней, присущий масти этого цвета. Ладьи, словно башни какой-то крепости, ещё сохраняли запах смолы после многочисленных осад и напоминали ему импрессионистские образы окутанных туманом заброшенных громад. А потом он приступал к ответному удару и преследовал врага, которому не удалось застать его врасплох. Всё это прекрасно отражало состояние его души.
Алёхин тоже незримо участвовал в этой партии, хоть и находился за тысячи километров от этой деревни на краю океана.
Алехин.
Именно он, Алехин.
Американец поменял позицию слонов, выведя их на фланг и поставив на второй ряд. Капабланка решился выстроить пешечный фронт в центре и вывел своего второго коня.
- Вы здесь:
-
Главная
- Статьи