Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 26 Ноябрь 2019

Просмотров: 1641

Глава 39

Всеволод Илларионович Пудовкин имел такой пронизывающий взгляд, какого он не встречал ни у кого. В первый раз, когда тот подошёл к нему, у Капабланки было полное впечатление, что это Бастер Китон с восточными чертами лица. Те же светящиеся глаза, но только ещё больше погружённые в свои безумные затеи.

Пудовкин дожидался окончания пресс-конференции, которой открывался московский турнир 1925 года. Он сидел в последнем ряду. Когда огромное облако почитателей и поклонниц стало рассеиваться, он робко двинулся вперёд. Прежде чем обратиться к Капабланке, подождал ещё, чтобы люди разошлись совсем, и чемпион мира наконец остался один.

-  Monsieur Capablanca?

         Он не говорил ни по-испански, ни по-английски. В  свою очередь Капабланка мог произнести по-русски лишь несколько слов. Поэтому Пудовкин выбрал французский, и всего через несколько минут они освоились и уже прекрасно понимали друг друга. Пудовкин собирался снимать фильм по роману Горького, но прежде он планировать сделать короткометражку. Под названием «Шахматная горячка».

- Расскажите мне сюжет, - попросил Капабланка на безупречном французском.

Тогда Пудовкин пригласил его в находящееся поблизости заведение.

- Сюжет простой, - сказал он, когда они устроились за столиком в таком месте, где можно было поговорить спокойно, не опасаясь, что их прервут.

- Это день свадьбы Михаила. Невеста ждёт его, вместе с гостями, родственниками, вокруг также много просто любопытствующих зевак. Но Михаил не приходит. Оказывается, один приятель пригласил его сыграть партию в шахматы, и он совершенно позабыл о своих обязательствах.    

- Интересно, - с улыбкой заметил Капабланка.

- Смертельно оскорблённая невеста бежит по улицам Москвы. Я прямо вижу эту сцену: мчащаяся невеста, разорванное платье, грязный снег... Девушка решает покончить с собой, но пока не знает, как.

- Продолжайте, пожалуйста.

Пудовкин залпом опрокинул рюмку водки размером с напёрсток. Его глаза метали стрелы, сверкая в полумраке.

- Несчастная проходит мимо здания театра, в котором полным ходом идёт шахматное состязание, такое же, что начнётся завтра.

- Я начинаю понимать.

- Вся в слезах, она решает войти внутрь, вероятно, в надежде в последний раз увидеть человека, который её отверг, и которого она, несмотря ни на что, продолжает любить.

- И она встречается с ним?

- Нет, пока что нет. Это главная сцена в фильме. Она встречается, но не с Михаилом.

- А с кем же?

- С вами, сеньор Капабланка, она встречает вас.

- Меня?

- Разумеется. Мне будет достаточно всего несколько часов вашего времени, на будущей неделе, или на следующей за ней, как вы захотите. Я изучил эту возможность сегодня, на встрече с журналистами. Роль идеальная. Делать ничего не нужно, только изображать самого себя и беседовать с девушкой, всё это время вы будете курить сигару или просто отдыхать. Ему (то есть вам) придётся объяснить ей, что страсть, которую мужчина питает к этой игре, может быть настолько всепоглощающей, что он способен позабыть даже о собственном бракосочетании. Девушка выслушивает Капабланку, и его слова, а также то, как он их говорит, излечивают её. Остальное вы можете рассказать мне сами. Финал, я полагаю, вы отгадаете.

- Девушка входит в зал и находит Михаила среди зрителей.

- Точно. Итак, вы согласны?

- Занимательная история.

Капабланка посмотрел на Пудовкина. Этот город не перестаёт его удивлять. Как в плохую, так и в хорошую сторону. На улице его останавливают и просят автографы. Женщины дарят ему шоколадные конфеты. А сейчас кинорежиссёр  предлагает ему роль. Всё-таки он был действующим чемпионом мира, и скорее всего будет им ещё много лет.

Хосе-Рауль с трудом верил во всё происходящее.

- Когда начинаются съёмки? – промолвил он с улыбкой.

Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 03 Сентябрь 2019

Просмотров: 2095

Глава 37

Вечером того дня, когда умер Эмануил Ласкер (это было за два месяца до отъезда в Риу-Прету), Ольга напрасно прождала его в спальне. Капабланка погасил свет, но так и не поднялся с кресла, просидев до поздней ночи. Он прочёл новость в газетах. Там была всего одна колонка, затерявшаяся между многочисленными отчётами о новой войне, которая шла полным ходом: ещё одно соглашение - между СССР и Германией - и привычные уже донесения с греко-албанского фронта и из Северной Африки. Капабланка скомкал газету. Теперь он сжимал её в кулаке. Слишком много было воспоминаний, которые требовалось привести в порядок. Слишком много городов, Капабланке казалось, что их названия звучат в ночной тишине. Последний раз, когда он встречался с Ласкером (это было пять лет назад в Ноттингеме), они заключили мир. Но даже если бы он проиграл, как годом ранее в Москве, это бы его уже не обеспокоило. Он чувствовал по отношению к Ласкеру что-то вроде запоздалых угрызений совести за то, что всё-таки лишил его звания чемпиона мира.

Размышляя о смерти Ласкера, он чувствовал, что в нём снова вскипает гнев на Алехина. Ведь это его друзья с нелепыми свастиками на рукавах конфисковали у Ласкера все сбережения и квартиру, в которой он проживал вместе с женой. И дом в деревне, где он писал свои работы по философии и математике. Ласкер был сыном служителя синагоги в Берлинхене, и ему пришлось снова участвовать в соревнованиях - в поисках средств к существованию и удобного случая для отъезда в Нью-Йорк.

Когда он прибыл в Америку, Капабланка отправился навестить Ласкера в маленьком домике, который тот тогда занимал. Хосе-Рауль собирался выразить ему свою поддержку и пригласить в Манхэттенский шахматный клуб, который Ласкер мог бы посещать хотя бы по воскресеньям. Однако он почти там не показывался. Между ними было двадцать лет разницы, и их отношения были больше похожи на отношения отца и сына: конфликтные в юном возрасте Капабланки, а позднее всё более сердечные и уважительные с его стороны. Только два раза Ласкер смог его обыграть. Но оба стали для него настоящим уроком.

Всё же, когда Капабланка думал о Ласкере, в первую очередь вспоминалось некоторое отвращение, даже стремление уклониться от встреч за шахматной доской, несмотря на его бойцовский характер. Уже давным-давно, с целью избежать развития агрессивности и ожесточения, которая внушала ему профессия шахматиста, Ласкер изобрёл менее кровожадную игру, похожую на русские шашки. Борьба в ней велась на доске «семь на семь», и фигуры противника не съедались, а только брались в плен и в дальнейшем могли быть освобождены и возвращены в игру.

Тогда Берлин был ещё свободным городом, он это подчёркивал с гордостью. Ласкер проводил вечера в маленькой гостиной семьи Эйнштейнов, где его друг Альберт признавался ему, что никогда не любил шахматы, потому что его отталкивают присущие этой игре формы подавления интеллекта и дух конкуренции.

Ласкер пытался объяснить ему, что для него шахматы лишь формальная система, внутри которой можно проверять самые разные теоремы, но это не было искренне в глубине души. Просто в старости он стал более терпим и великодушен. В свою очередь, Альберт охотно выслушивал его опровержения теории относительности.    

Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 25 Ноябрь 2019

Просмотров: 1663

Глава 38

В тишине этой пыльной арены, заполненной моряками и крестьянами, Капабланка снова почувствовал счастливый запах тамаринда тех дней. Он играл дома, при поддержке зрителей и находился в великолепной форме. Ясность в дебюте, красота логики в миттельшпиле и неумолимость в эндшпиле.

Ласкер сначала отказывался играть, без борьбы уступая ему звание чемпиона мира. Он носил эту тяжёлую корону уже двадцать семь лет и хотел устраниться, избежав поражения. Капабланка был его наследником, преемником. После войны он выиграл все значимые турниры. Но федерация отвергла этот скандальный вариант, обязав противников произвести смену чемпиона на поле боя. Ласкер тогда получил гонорар в одиннадцать тысяч долларов, и они заключили соглашение играть матч весной 1921 года в Гаване, в здании Gran Casino de la Playa.

Когда Ласкер садился на корабль, в Европе ещё лежал снег, на Кубе же он оказался под палящим солнцем тропиков. Едва ступив на остров, он почувствовал жар и недомогание. В зале казино, где игрались партии, пот тёк с Ласкера ручьём, а вечером чемпиону мира приходилось выполнять утомительную обязанность - писать корреспонденции о матче, которые он отправлял в голландскую газету. Первые четыре партии закончились вничью. Соперники изучали друг друга. Капабланка не желал повторять ошибки прошлого. Он вёл игру осторожно, но энергично, прекрасно зная коварство соперника. После победы в пятой партии Хосе-Рауль стал действовать смелее. И одержал победу ещё в десятой и одиннадцатой. После 14-й партии Ласкер проконсультировался с врачом и сдал матч по причине нездоровья. Затем он вернулся в гостиницу. В своей последней корреспонденции он написал, что несмотря на неблагоприятные климатические условия, противостоять гениальной рациональной игре Капабланки было наслаждением для его ума. Ласкер утверждал, что у Капабланки скорее ум римлянина, чем грека, и хвалил то, что когда-то порицал: прямолинейность замыслов и точность ходов, отсутствие ошибок и чего-либо искусственного и вымученного в игре.

Все газеты на Кубе напечатали новость на первой странице, так же, как когда он победил Корсо.  Он добился  этой победы в самом центре своего города и на глазах своего отца. Ребёнок тридцати двух лет стал чемпионом мира.

Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 03 Сентябрь 2019

Просмотров: 1979

Глава 36

Одно время ему понравилось обучать детей, которые приходили к нему за консультациями. Занятия проходили при ярком свете его родного острова. Он считал, что важно сразу внушить им: эта игра требует глубокого проникновения, в неё нужно погружаться с головой. Иначе заниматься шахматами не имеет смысла. Всё равно что приступать к изучению книги с последней страницы.

Многие смотрели на него в растерянности.

Лишь одна двенадцатилетняя девочка с чёрными как угольки глазами показала, что понимает, о чём он говорит. Мария-Тереса. Её отправили к нему, потому что у неё был талант. Опасались, что жизнь быстро наполнится заботами, в которых этот талант растворится. Они встречались всего двенадцать раз в гостиной его старого дома, всё ещё обклеенной обоями в цветочках. По одному занятию на каждый её год. Двенадцать занятий, чтобы как следует отпечаталось в памяти, что нужно делать, когда остаёшься с ладьёй или слоном против одинокого короля соперника. Или даже всего лишь с одной пешкой. Это достаточное преимущество. Если знаешь, как играть, партия выиграна.

В то время Капабланке уже исполнилось тридцать, и он вернулся на Кубу, потому что снова стал худеть на глазах и жаловаться на внезапные головокружения. Особенно часто это случалось в публичных местах: в ресторанах, библиотеках. Он воспользовался тем, что из-за войны шахматная жизнь была парализована, и занялся своим здоровьем. Думал, что на выздоровление понадобится всего несколько месяцев, однако заболевание продолжалось целый год.  

В родительском доме он, несмотря на свою легендарную лень, серьёзно отнёсся к новой для себя роли наставника: стал собирать записи, переписывал партии, добавлял комментарии - как когда-то ребёнком заполнял тетради алгебраическими комбинациями из восьми букв и восьми цифр. Это занятие постепенно его излечивало.  

Он знал, что кривая его успехов уже достигла высшей точки, но необходимо ещё было добиться победы в самом престижном состязании. Капабланка где-то прочитал высказывание одного молодого американского режиссёра итальянского происхождения: в ответ на обвинение в том, что он ещё слишком неопытен, режиссёр ответил, что каждый художник достигает своего творческого пика в возрасте двадцати шести лет, а потом живёт уже только на проценты от достигнутого. У этого «итальяшки», как именовали его недруги, впереди было ещё шесть лет, но он быстро доказал своё величие. Капабланка, наоборот, уже миновал этот возрастной порог. Он был убеждён, что этот парень прав. И часто говорил об этом окружающим.

Мария-Тереса впитывала каждое его слово. Но иногда она бросала на него тревожный взгляд.

- Я знаю, да и ты знаешь - это жестокая игра.  Ты действительно хочешь заниматься ей и дальше?

- Я не могу иначе.

- Перестань, вполне можешь. Ты умная девочка, вырастешь, станешь красавицей. Займись чем-нибудь другим. Моя мать всё время мне это говорила, но я не хотел её слушать.

- Даже если я брошу заниматься, правила не изменятся.

- Ты могла бы довольствоваться тем, что уже знаешь.

- Нет, мне этого недостаточно. Я хочу научиться вести игру, когда дело доходит до самых последних ходов.

- Я делаю из тебя такую же боевую машину, какой стал сам. Зачем?

- Чтобы я умела защищаться, разве не так?

- Чтобы защищаться... да, чтобы защищаться.

Но в его уроках, посвящённых окончаниям, была какая-то печаль, и эта девочка понимала всю её глубину. Это была печаль, которая всегда присутствует в том, что невозможно изменить, и чему мы должны учиться, даже если нет никакого желания. Печаль оттого, что приходится действовать как тупое бессловесное животное, не имея возможности проявить свою собственную волю и изобретательность.