Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 11 Январь 2020

Просмотров: 1391

Глава 54

Единственной уступкой, которой Ольга добилась после провального турнира в Голландии, стала их недельная совместная поездка на курорт с тёплыми минеральными источниками – на берег Рейна в Швейцарию. Этот курорт рекомендовал им знакомый психоаналитик. У него была небольшая контора в Цюрихе, и он использовал шахматы для общения с трудными детьми.

- Прежде чем пытаться очистить его мозг от наваждений, давайте очистим его почки и печень. Ему станет лучше, вот увидите, - убеждал он Ольгу.

         Гостиница, в которой они остановились в Бад-Цурцахе, была переполнена евреями из Германии и французами. Они только и делали, что говорили про огромную поддержку Адольфа Гитлера на последних выборах и про неизбежную войну. На улицу выходила деревянная терраса, где постояльцы днём отдыхали и читали газеты. Капабланка всё время проводил лёжа на шезлонге, уставившись взором в землю. Ольга хотела вывести его из этого ступора, но каждый раз, когда она к нему приближалась, у неё создавалось впечатление, что она вторгается туда, куда ей проникать не следует. Тогда она тоже брала шезлонг и молча усаживалась недалеко от него, на расстоянии нескольких метров, и изо всех сил тоже старалась рассмотреть пол. Но для неё на блестящей кафельной разноцветной плитке никаких партий не отражалось. Не возникало никакой игры комбинаций. Возможно, ей лучше было остаться в Нью-Йорке и примириться с его отсутствием.     

Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 23 Декабрь 2019

Просмотров: 1503

Глава 52

Первым предвестником решающего столкновения стало то, что американец решил упростить игру с помощью размена лёгких фигур. Он напал на ферзевую пешку, что породило длинную цепную реакцию обязательных ходов. Капабланка двумя пальцами поднял над столом белую пешку. Затем последовало перемещение коня и слона к самой позиции рокировки американца.

Жаркая схватка продолжалась менее получаса, но поле боя после неё стало совсем пустым, а ситуация на доске совершенно ясной. Шавьер жадно следил за всеми перемещениями и исчезновениями фигур с доски. Теперь у Капабланки оказался лишний конь, и всё было полностью в его руках.

Однако за успех в такой достаточно привычной для него схватке он заплатил неожиданно серьёзным утомлением. Всё тело покрылось потом, а дыхание участилось. Пальцы ног, казалось, свело непроизвольной  судорогой. Он был вынужден встать. Сделал несколько шагов вглубь зала. Публика наблюдала за ним, не издавая ни звука, и в этом молчании он практически ощущал сочувствие.

Американец оставался один за столиком и не поднимал глаз от доски. Шавьеру стало страшно. Капабланка прошёлся вдоль стены, затем снова стал смотреть вверх в окно. Он знал, что должен сейчас выйти из того состояния концентрации, в котором находился, даже если при этом рискует отдалиться от игры чересчур далеко. Но ему больше не удавалось осуществить это своё намерение простым приказом своему организму. Он всегда пользовался этим умением, которое приобрёл в молодости, но теперь никак не мог обрести его вновь. Партию он уже направил в верном направлении, но хватит ли у него сил довести дело до конца?

Американец терпеливо ждал, когда он снова займёт свое место. Эта невероятная арена, морской воздух, который он вдыхал, все эти беспокойства по-прежнему его раздражали и создавали чрезмерное напряжение. Успокаивало только то, что он замечал напряжение и в своём старавшемся быть непроницаемым сопернике. После долгого размышления американец передвинул ещё одну пешку, но сразу же пожалел об этом.

Капабланка наблюдал за этой ошибкой почти с грустью. Он ожидал большего от того, кто претендовал на звание чемпиона мира. Теперь было слишком просто воспользоваться слабостью, которую он спровоцировал в центре доски. Время и Позиция. Ситуация совсем прояснилась. Он мог добиться здесь победы при помощи трюка, который применил почти тридцать лет назад в поединке с одним любителем, каждый этап этого хитроумного плана он, разумеется, помнил. Капабланка перевёл ферзя на фланг и начал сосредоточивать силы на противоположной стороне доски.

Американец был озадачен. Он не понимал его намерений, но чувствовал опасность. Не об этом он мечтал над Атлантикой. Приходилось аккуратно защищаться, противодействуя слоном атакующему коню противника. Но он уже чувствовал себя загнанным.

«Интересно, - спрашивал себя Капабланка, - тот паук в ванной, сумел он уже выбраться из западни или всё ещё сидит там, замерев на неприступной молочно-белой стене».

Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 11 Январь 2020

Просмотров: 1477

Глава 53

С Ольгой он почти никогда не говорил о шахматах. Только когда это было необходимо. Или когда он был не в состоянии справиться с собой. Это был способ защитить её, - говорил он. Эта игра не стоит объяснений и разговоров. И не из-за насилия, которое присутствует в шахматах. Женщины столько ему подвергались, что в конце концов приучились ко всему. Капабланка всегда полагал, что непонятными для них будут ожесточённый, мужской характер борьбы, внешне неспешное развитие событий и сладость мести. К тому же, дополнительной ставкой в этой игре является признание превосходства одного игрока над другим.

Ольга была умной женщиной. Она покупала ему жёлтые листы бумаги, чтобы Капабланка записывал заказанные ему уроки для радио. Она часами молча сидела, наблюдая, как он изучает различные позиции на единственных шахматах, которые были в доме. Шахматы Питера Пэна из Нового Орлеана, так он их называл. Когда же он уставал, она предлагала стучать под диктовку на машинке его записки, несмотря на то что она не знала ни одного правила и не понимала по-испански. Только чтобы послушать, как он говорит.     

Именно из-за неё Капабланка снова начал играть.

- Не хочу, чтобы ты бросил меня ради деревянных фигур, - сказала она ему однажды. - Обещай мне, что ты снова начнёшь играть в турнирах.

- Зачем?

- Потому что я хочу снова видеть тебя в деле, Хосе.

         Но после Голландии всё изменилось. Никто больше не хотел его слушать. Говорили, что долгие годы умственного напряжения отрицательно сказались на его мыслительных способностях. Что АВРО-турнир стал тому первым убедительным подтверждением: в своей карьере он ранее никогда не набирал меньше пятидесяти процентов очков. Из четырнадцати партий, сыгранных в маленькой деревушке близ Амстердама и в других городах Нидерландов, он с трудом выиграл две, свёл вничью восемь и проиграл четыре. Ему постоянно приходилось вставать из-за стола, чтобы сходить за водой или размять ноги, и он жаловался на головную боль, из-за которой весь лоб его был покрыт скорбными морщинами. Порой создавалось впечатление, что он лишь внешне присутствует за доской, а всё его существо на самом деле находится в другом месте и в другом времени. Нередко замечали, что к концу партии Капабланка был близок к обмороку. Он был настолько бледен, что становились видны фиолетовые прожилки на щеках. Кое-кто клялся, что узнал его голос в ночном истеричном крике, донёсшемся из гостиничного номера Капабланки. Многие пытались убедить его сняться с соревнования по причине нездоровья и советовали лечь на какое-то время для восстановления в клинику. Один врач, более настойчивый, чем другие, ярко расписал ему, чем он рискует, играя с повышенным давлением. И запретил любое соревнование, любой турнир. А также ночные клубы, курение, партии в бейсбол и теннис. Если он не хочет приговорить себя и преждевременно сойти со сцены. Так и сказал. Ольга достала из сумочки сигарету. В последующие недели она не обращалась к нему ни с одной просьбой. Не было никаких уговоров и увещеваний. Но порой он читал мольбу в её глазах. И речь шла теперь не только об их браке. Но он не мог ей ответить. Возможно, даже Ольга, его любимая Ольга была привлечена лишь очарованием элегантного и гениального игрока, и тогда это было бы только очарование маски. Увлечение успехом. А не судьба, от которой нельзя уйти. Капабланке хотелось объяснить всё точными словами, как в фильме Пудовкина. Но он знал, что это было бесполезно.  

- Я знаю, что у меня за болезнь, - сказал ей Капабланка однажды вечером.

- Тогда ты должен лечиться от неё.

- Нет, не могу. Сначала я должен довести до конца то, что затеял.

- Это кончится твоей смертью, Хосе.  

- Да, это кончится моей смертью. Но я страдал этой болезнью ещё когда был ребёнком, и ни один доктор не мог мне помочь.

- Лечение поможет тебе покончить с этим безумием.

- Лечение приведёт лишь к тому, что убьёт меня раньше.

- Прекрати, терпеть не могут такие речи.

         Капабланка вышел из полумрака штор, за которыми скрывался. Свет причинял ему беспокойство. Глазами он просил у неё прощения и посылал ей одну из тех своих неотразимых улыбок, противиться которым было невозможно.    

Подробности

Автор: husevi

Категория: Статьи

Опубликовано: 22 Декабрь 2019

Просмотров: 1448

Глава 51

Буэнос-Айрес, 1927 год. С тех пор он постоянно произносил это название. Как надежду. Как вознаграждение, ждущее его впереди. Этот город ему нравился. Он напоминал ему его собственный образ мышления. Прямолинейный, но при этом непредсказуемый. Аккуратный,  но всё же безумный. Каким он был тогда, в тот раз. Капабланка никогда не переставал об этом думать. Он был чемпионом мира. Чемпионом, у которого нет соперников, как писали журналисты. За несколько месяцев до матча он обыграл их всех в Нью-Йорке, не потерпев ни единого поражения. И сыграв к тому же самую красивую партию в своей карьере. «Самая опасная ловушка – это идеал, к которому удалось прикоснуться», - сказал ему однажды Ласкер. После того триумфа он несколько недель не прикасался к шахматам. Говорил, что должен сохранить голову свободной, чтобы наилучшим образом использовать её, когда понадобится. Всё это время он путешествовал, играл в теннис, знакомился с новыми женщинами.

За неделю до матча аргентинские печатные агентства  распространили коммюнике, в котором не допускалось никаких сомнений в успешном для него исходе поединка: чтобы одержать шесть побед, необходимых для сохранения титула, Капабланке понадобится всего несколько дней.

Матч начался в середине сентября, первая партия игралась утром. Не было ни зрителей, ни фотографов, так пожелали оба противника. По улицам города дул сухой ветер, лишь кое-где сменяясь влажным воздухом с океана. Скопления белых облаков в небе то опускались, то поднимались, словно воздушные змеи. Обычно Капабланка добирался пешком до места игры. Он прошёл через парк с величественными деревьями. Они отбрасывали такую огромную тень, что почти вся земля вокруг стала тёмной. Он шёл по этой земле, не чувствуя того детского страха, который всегда охватывал его, когда он наступал на тень. Он прекрасно выспался и чувствовал себя уверенным и неуязвимым. Русский не выиграл у него ни одной партии за всю свою карьеру. Он знал масштаб его таланта не хуже, чем своего собственного. Но ему казалось, что тот многое утратил, растерял после войны, вместе с массой других вещей. Пройдёт ещё несколько лет, прежде чем надо будет по-настоящему тревожиться. Если это вообще когда-нибудь случится.

Раздражало его только показное безразличие претендента. Алехин проявил эмоции один-единственный раз, это было на церемонии открытия, когда он задал Капабланке вопрос. По-русски. При этом глаза его немного дёргались, как в юности.

Талант – дар хрупкий, его тоже можно потерять. Капабланке в то утро, когда он наблюдал за Алехиным, хотелось в это верить, но он знал, что способности противника никуда не делись.

Он и Алехин, один на один.

Ни одна аристократка их на этот раз не отвлекала. У них больше не будет общих номеров в гостинице, чтобы вместе изучать следующий ход или новую систему защиты. Деревянные фигуры наконец обратились в камень.

В первой партии Алехин играл чёрными и одержал победу.

Семьдесят два дня спустя тон американского журнала сильно отличался от первоначальных пресс-релизов. Он распространил по всему миру новость о поражении Капабланки, тщательно описывая его как человека, побеждённого виртуозной и агрессивной игрой соперника, но всё ещё достаточно сердечного и великодушного, чтобы по окончании 34-й партии публично объявить о своей капитуляции, пожать руку новому чемпиону и обнять его.

На самом деле, ничего этого не было.

Он так и не появился ни в зале для пресс-конференции, ни на заключительном банкете.

О своей капитуляции Капабланка известил лаконичной запиской. В самый разгар матча Капабланка написал президенту Манхэттенского шахматного клуба, прося его немедленно взяться за переговоры о реванше. Ему это было необходимо, чтобы показать: его поражение, к которому всё шло, было лишь унизительной случайностью, причина которой кроется в нестабильности его душевного состояния. Капабланка после первой неудачи вскоре повёл в счёте, тем не менее, в восьмой партии Алехин удивил его невероятным манёвром. Его способность к сопротивлению озадачивала. Но и она ни к чему бы не привела, если бы в Капабланке не стала возрождаться его чёрная меланхолия. Как в легенде о Зигфриде, которую он читал в школе. Как в случае с человеком с железной головой, а затем в поединке с Корсо, и наконец против Ласкера в Петербурге. Он почувствовал её симптомы с самой первой партии. Возвращение хронической болезни, от которой, как он думал, полностью излечился.     

В девятой партии ему пришлось подняться из-за столика и потребовать у арбитра и других присутствующих максимальной тишины. От острого чувства дискомфорта удалось ненадолго избавиться. Алехин не давал ему дышать, осаждал его своими дьявольски виртуозными действиями на доске и своей ужасной силой концентрации. От напряжения у русского воспалились дёсны, и чтобы продолжать матч, он вынужден был удалить зубы. И всё же это не он его победил.

В таком состоянии рано или поздно Капабланка должен был совершить немыслимую ошибку, объяснять которую можно всю жизнь, и в итоге так ничего и не объяснить. В двенадцатой партии или в двадцать седьмой. Он ждал её. У него было всё меньше энтузиазма. И всё меньше удачи. Дома на острове ему теперь некому было рассказывать о своих достижениях.  

Он поднял глаза и впервые ясно увидел человека, который находился напротив него. Увидел враждебность, которой тот был буквально пропитан. И жёлтые от никотина пятна на ногтях.

Совершенно чужой человек.

Только теперь он отдал себе в этом отчёт. Он почти никогда не направлял взгляд на соперника, предпочитая обращать лицо к публике или смотреть в окно. И вдруг разглядел перед собой человека, противника с повадками хищника. До тех пор он сражался просто с какой-то бестелесной рукой, как Морфи в санатории Нового Орлеана.  

Он почувствовал неприятное ощущение где-то в области желудка. И в этот момент пространство и время вокруг него приобрели смысл и объём.